"Преступники знают, что инспекторы стрелять не имеют права"
Старенькая служебная "Нива" резко затормозила на трассе и дала задний ход. Метра через три, проехав мешающий обзору придорожный кустарник, остановилась. Не сводя глаз с раскинувшегося справа поля, водитель на ощупь достал бинокль сбоку от сиденья.
"Капот открыт, одеты чисто. Почему стоят?" – глядя в окуляры, задаёт скорее сам себе вопрос госинспектор охраны животного мира Леонид Сидоренко.
Мы смотрим в ту же сторону, но ничего, кроме жёлтой степи и гор, не видим.
Автомобиль сворачивает с асфальта в поле. Проехав метров 300, видим такую же белую "Ниву" с открытым капотом и двух мужчин рядом. Способность на ходу увидеть вдали машину вызывает у нас, городских жителей, удивление. Инспектор выходит, поправляет кобуру с пистолетом Макарова, разговаривает с мужчинами и, обходя автомобиль, рассматривает салон и багажник. Через несколько минут возвращается:
"Поехали! Не бракаши (браконьеры. – Авт.), фермеры. Проверяли полив клевера и по дороге заглохли", – объясняет инспектор.
Мы с теплотой вспомним эту нашу первую проверку. В следующий раз нам попадутся не фермеры, а люди, которые грубо отказались открывать машину для проверки.
Патрулируя дальше, поднимаемся на возвышенность. С высоты окрестность удобно рассматривать в бинокль. В степи тихо и жарко. Недалеко мирно пасутся лошади. Отсутствие громких звуков на руку инспектору: выстрел из ружья слышен сразу. Если всё спокойно, инспектор ездит и высматривает свежие следы от шин проехавшего транспорта.
Не заметив в степи машин, вызывающих подозрение, и не услышав выстрелов, мы спускаемся на равнину.
"Я всю жизнь этим приёмом пользуюсь: раньше ночью с пригорка увижу бракашей через прибор ночного видения и незаметно к ним подъеду. Они тебя не слышат, потому что двигатель их машины работает. Когда останавливаются – могут услышать, а когда едут и охотятся – нет", – делится секретами Леонид Сидоренко.
Слева инспектор замечает едущий по полю в сторону дороги джип. Мы поворачиваем и успеваем вовремя перегородить выезд на трассу. Леонид Сидоренко подходит к белому Land Cruiser и просит открыть салон для досмотра. Однако водитель называет просьбу инспектора беспределом и отказывается открыть багажник.
Видя, что водитель ведёт себя по-хамски и не подчиняется правилам, инспектор вынужден убрать "Ниву" с проезда.
"И ничего ты ему не сделаешь. Барские замашки, – усмехается инспектор. – Таких за день много попадается, и к вечеру нервы у тебя расшатанные. Люди злые сейчас пошли, а я оружие применять не могу. Звонить в полицию? Пока она приедет... Хотя бы наручники выдавали. А когда они с ружьями да ещё и выпившие, то ведут себя вообще агрессивно. Запишу его номер авто, а он скажет, что я наговариваю. Про "мигалки" мы писали письма в РОВД, но нам не дают. Была такая ситуация: поймали двоих, которые выехали в степь сено косить... с ружьями".
Леониду Сидоренко 58 лет. Родился и живёт в Каскелене Алматинской области. В 1988 году устроился работать в Алматинскую госохотинспекцию. Начал с водителя, позже стал инспектором по охране животного мира.
По его словам, раньше работа инспектора считалась престижной. Из-за строгого отбора устроиться было почти невозможно. Инспектор получал 120 рублей. С каждого оформленного протокола получал 35% премии.
"У меня в месяц, бывало, 300-400 рублей только премиальных выходило. Мы старались работать хорошо. Ко взяточникам относились с презрением. А сейчас за поимку браконьеров премии не дают, только небольшой оклад. Зачем кого-то ловить, жизнью рисковать, протоколы составлять?" – задаёт резонный вопрос наш проводник.
В 1989 году вместо инспекции создали отдел охотничьего хозяйства при областном лесном управлении. Через полтора года создали Алматинскую областную охотинспекцию, а в 1998-м открыли управление государственного контроля над животным и растительным миром. Сейчас за всем следит Алматинская областная территориальная инспекция по животному и растительному миру.
"В одну кучу собрали и лес, и животных, и рыбу. Раньше до 2000 года только рыбинспекторов было 100 человек на область. А нас сейчас на всё чуть больше 50 человек. Легче не стало. Оперативной работой по охране животного мира почти никто не занимается. Транспорта у многих нет. У меня был УАЗик, на нём дополнительный бензобак на 140 литров стоял. Я заправлялся и в степь на неделю уезжал браконьеров ловить. Сейчас как на "Ниве" 2010 года выпуска за новым джипом в степи угонишься? Поэтому браконьеры нас сейчас не боятся", – констатирует инспектор.
Стрелять в браконьеров инспектор может только тогда, когда преступник направил ружьё на него.
"В правилах написано, что инспектор имеет право останавливать автотранспорт на просёлочных дорогах, проходящих по территории охотничьих хозяйств. А как их остановить? Только как я сейчас – перегородить дорогу. Раньше мы патроны списывали каждый месяц, потому что когда кого-то на машине догоняешь, обязательно в воздух стреляли. Если не останавливался – стреляли по колёсам. Потом сверяли протоколы. Сейчас даже оружие боишься доставать. Нет статуса и полномочий у инспекторов на применение оружия", – добавляет Леонид Сидоренко.
Два года назад в Джусангалинской заповедной зоне задержали преступников с шестью мёртвыми джейранами. Убегая от погони, браконьеры прострелили автомобиль инспекторов. Пуля прошла в сантиметре от сотрудника инспекции. Стрелявший получил три года условно. Позже прокурор подал на апелляцию. Областной суд приговорил его к шести годам заключения и штрафу в 17 млн тенге.
"Почему в инспекторов начали стрелять? Потому что преступники знают, что инспекторы стрелять не имеют права. А как я в степи машину остановлю? Она просто мою "Ниву" объедет. А стрелять начну – меня ещё и обвинят", – объясняет инспектор.
Кто такие "фарщики" и зачем им рога сайгака
Работа Леонида в основном состоит из патрулирования областных трасс и просёлочных дорог. Инспектор должен постоянно смотреть в обе стороны в поисках подозрительного автомобиля. Обычно браконьеры охотятся утром и вечером, когда спадает жара.
Ночью для охоты на копытных животных преступники используют переносной ручной прожектор или, как его называют на сленге, "фару", а нарушителей – "фарщики". Дело в том, что животные, ведущие ночной образ жизни, при близком ярком свете прожектора временно слепнут. Этого времени, пока сайгаки опомнятся, хватает, чтобы выстрелить.
Ловить "фарщиков" инспекторы могут только с помощью прибора ночного видения. Правда, сейчас их у сотрудников алматинской инспекции нет. Разве что у некоторых остались они с советских времён или сами купили. Некоторым егерям выдали ружьё "Сайга". К пистолету Макарова дают две обоймы по 8 патронов в каждой.
"В нашей областной инспекции нет ни одного прибора. Нам когда-то выдали прибор, но он негодный для езды. Последний раз, когда я ездил с прибором ночного видения, – это года четыре назад, – вспоминает Леонид Сидоренко. – Работать по "фарам" не каждый сможет. Сейчас таких фанатов не осталось. Говорят: "Зачем мне эта головная боль?" Если его поймаешь, надо документы оформлять, везти их и авто в полицию. А там нередко дело стараются замять".
По словам инспектора, даже если бы приборы ночного видения выдавали, то ездить с ним на скорости не каждый егерь сможет.
"Я лечу на скорости, а ты рядом сидишь. У тебя какое ощущение? А надо уметь ориентироваться по звёздам, заметить, где фара мелькнёт, чтобы я дорогу не проскочил. Ты мне говоришь: "фара" справа, столько-то градусов. Я-то в приборе только дорогу вижу. Ночью по инструкции не вдвоём надо, а втроём, и то мало. Бывало на двух машинах банду ловишь. Лет 10 назад напротив Баканаса (село в Алматинской области. – Авт.) поймали семерых браконьеров, которые 15 джейранов убили", – рассказывает инспектор.
"Фарщики" в основном браконьерили в Уйгурском районе области, начиная от посёлка Бакбакты и до Кароя. Причём раньше нарезного оружия почти не было, в сайгаков стреляли только картечью с гладкоствольного оружия. Сейчас тоже отстреливают сайгаков, но чаще с мощного нарезного оружия.
Из копытных животных в Алматинской области осталось немного джейранов в степи, в горах – архары, косули и кабаны – на Или. Из птиц – много фазанов, уток, перепёлок. Сайгаков почти всех перестреляли. Рога животных покупают по высокой цене в Казахстане и Китае. Из них делают лекарства.
"Браконьер убил сайгу, рога спилил. У нас принимают по 100 тысяч тенге за килограмм. В Китае, говорят, покупают по 3-5 тысяч долларов за кило. Туши выкидывают. Сгубили рога сайгу. Убивают здесь, а как вывозят из страны рога в Китай? Не на космическом корабле же?" – вопрошает Леонид Сидоренко.
Гоняться сейчас по степи за "фарщиками" бесполезно. У многих браконьеров новенькие внедорожники и современные приборы ночного видения. С их помощью они не только животных отстреливают, но и егерей раньше увидят.
"Гоняться за браконьерами по степи на "Ниве" невозможно, только патрулировать вдоль трасс. Один раз прыгнем на бархане – и она пополам развалится. Поэтому если ловим браконьеров, то не больше 5% от всех. У коллег есть 3-4 УАЗика, столько же "Нив" и "Шевроле". Но на всех инспекторов служебных автомобилей не хватает. У кого нет – или с нами передвигаются или на собственных ездят. Выдают только 400 литров бензина на месяц. Ремонт за свой счёт", – говорит инспектор.
Кроме плановых проверок по заявлениям граждан и выявления фактов браконьерства инспекторы обязаны смотреть, где и кто незаконно срубил дерево, выбросил мусор, построил дом, огородил забором территорию или где скот пасётся на территории нацпарков. За эту работу они получают 120 тысяч тенге чистыми в месяц. Льгот и премий нет.
Как мы пообедали в заброшенных яблоневых садах
За разговорами наступил полдень. Заехав в яблоневый сад, инспектор остановился на небольшой поляне. Славившиеся когда-то апортом сады вокруг Алматы сейчас находятся в заброшенном состоянии. Многие деревья засохли и повалены на землю. Вместо элитных сортов растёт кислая дичка.
"В наше время в 70-80 годах между яблоневыми садами клубничные поля были. Сейчас все сады в таком заброшенном состоянии. Плюс почти все сады частные. Их крестьяне купили, а яблоки выращивать не хотят. Им легче участок разделить и на продажу выставить. Спохватились, начали возрождать. Ниже Каскелена посадили, и на востоке по новой трассе в Талгар и Иссык хорошие сады сейчас", – объясняет Леонид Сидоренко.
Леонид расстелил на траве старенькую кошму. Достал пакет с домашними беляшами и овощами. Мы вытащили купленные в городе колбасу, сыр и консервы.
"Я не знаю, как было в той ситуации, – отвечает Леонид на вопрос, как бы он поступил на месте инспектора, погибшего в Акмолинской области. – Им, по идее, нужно было по колёсам стрелять, но нельзя. А если бы стреляли, то их бы посадили за превышение полномочий. Я бы, наверное, применил оружие. У меня характер взрывной. Пусть засудят, а как по-другому? Или надо бросать работу и сидеть дома. Они, наверное, недооценили ситуацию".
Леонид Сидоренко женился 30 лет назад. У него две взрослые дочери и сын, которому он категорически запретил идти по стопам отца.
"Жена мне и до случая с теми инспекторами всегда говорила: "Не лезь никуда. Зачем тебе это?" Сын один раз со мной был в степи, чуть не убили. После этого сказал: "Даже не думай идти работать инспектором". Тут одна машина все нервы вымотала, а вы представляете: толпа вооружённых браконьеров в степи, и все пьяные", – нарезая хлеб, продолжает разговор инспектор.
В садах браконьеры стреляют в диких голубей – вяхирей, фазанов и барсуков. На земле можно увидеть гильзы от ружейных патронов.
В 2005 году Леонид Сидоренко получил второе высшее образование по специальности "биолог-охотовед". Сегодня для трудоустройства нужно иметь диплом лесовода, биолога-охотоведа или ихтиолога. А таких очень мало. Кандидаты проходят тестирование в акимате. Потом нужно пройти конкурсную комиссию. Раньше в инспекцию работать шли энтузиасты, которые природу любят, сейчас – больше из-за безработицы.
Возраст сотрудников Алматинской областной инспекции колеблется от 35 до 50 лет. На пенсию выходят, как и все, – в 63 года. Коллега Леонида, вышедший недавно на пенсию, получает 93 тысячи тенге.
"Иногда сидишь и думаешь: а зачем мне это надо – машины останавливать. Ну для чего это мне? Ну едет – и пусть едет. У нас молодые все так думают. Никого не заставишь в степь за "фарщиками" ехать", – размышляет вслух инспектор.
Как ночью мы подстерегли браконьеров, которые ехали по нашему следу
После обеда мы снова патрулировали областные трассы. Иногда заезжали в прилегающие посёлки: Шиен, Коккайнар, Каракостек, Музей Жамбыла, Узун-Агаш. Как и днём, поднялись на холм.
По дороге инспектор рассказывает про отстрел джейранов, мясо которых, как и рога сайгаков, используют в производстве лекарств в Китае. Мясо считается деликатесом.
"Едем ночью и видим "фара" светит. Свернули, подъезжаем и видим: на капоте трактора сидит парень и "фарит". В кабине один за рулём, другой с ружьём. Два застреленных джейрана привязаны к прицепу. Они нас увидели и по газам дали. А там барханы, мы на УАЗике догнать трактор не можем. Тут машина заглохла. Пока я разбирался, трактор уехал. Потом завелась – и снова в погоню. Глядим, они уже колёса разбортовали, одного джейрана куда-то дели, но второй с ними. Мы их и оформили".
За 31 год работы егерем Леонид обрисовал для себя психологический портрет среднестатистического браконьера. Как правило, это мужчины среднего возраста до 50 лет, которые имеют работу и семью. Половина городских, половина сельских. Причём охотятся не из-за денег, а так – пострелять в своё удовольствие, но без лицензии.
К "фарщикам" это не относится. Сайгаков стреляют сплочённые группы, состоящие обычно из трёх человек: один за рулём, другой с "фарой", третий – стрелок. Суд наказывает только стрелка.
"Что нужно для нормальной работы? Получать нормальную заработную плату, чтобы был стимул работать. Элементарные радиостанции не у всех, а которые есть – со времён Ветхого Завета. Приборов нет, на свои деньги покупаем. Оружие нужно посерьёзнее. Надо дать нам статус полиции. Почему мы не можем остановить транспорт на дорогах, хотя в инструкции написано, что можем. Раньше ездили с "гаишниками", а сейчас и они не имеют права. Зарплату, техническое обеспечение и законное право – вот что надо", – говорит егерь.
С наступлением сумерек инспектор решает подняться на самую высокую точку и оттуда смотреть за "фарщиками", если они вдруг появятся. За полчаса мы доезжаем и останавливаемся возле двух тракторов, которые никто не охраняет. Наши представления о том, что у каждого егеря есть домик в горах, не оправдываются. Раньше у лесников на кордонах были маленькие домики, но сейчас их уже нет. Инспектор или с утра до вечера патрулирует местность, или выезжает на несколько дней в степь за "фарщиками".
Успев только расстелить кошму и зажечь егерский фонарик, инспектор увидел в темноте свет прожектора. Периодически он выключался, потом зажигался снова. По этим признакам было понятно, что "фарщики" тоже поднимаются в гору и вскоре выедут прямо на нас.
Приказав не курить, потушить фонари и мобильные телефоны, Леонид Сидоренко скомандовал нам быстро садиться в "Ниву". Отсвет фары показался совсем рядом. Машина рванула навстречу браконьерам.
Быстро подъехав, инспектор выскочил и побежал к выехавшему автомобилю "Нива". Обескураженный водитель вышел из автомобиля, а с пассажирского места дверь открыл и поздоровался... инспектор Иле-Алатауского национального парка. Как выяснилось, местные жители заметили нашу машину и приняли нас за воров, которые едут к тракторам снимать ценные детали. Гонясь за нами, егери светили прожектором, чтобы не сбить домашний скот, пасущийся в окрестностях.
После дружеского разговора коллеги Леонида пожелали нам удачи и уехали. Мы быстро поужинали. Наша ночлежка была там, где остановилась машина.
В начале сентября в горах ночью холодно. Леонид лёг не сразу. Сидя на кошме, закрыв лицо от ветра тканью, он остался смотреть в темноту.
Повезло нам или нет, но до восхода солнца нас ничто не потревожило. Утром инспектор отвёз нас до Каскелена. По дороге мы любовались красотой просыпающейся природы, но нас не покидало чувство какой-то безысходности и несправедливости от вчерашних рассказов о жизни и работе егеря.
Фото Алмаза Толеке
Источник: informburo.kz