Когда я в очередной раз возвращаюсь из своей рабочей поездки на Каспий, то некоторые из моих знакомых, никогда не бывавшие в тех краях, при встрече нередко спрашивают: «Ну как там, на море, какое оно?» И если это не обычный дежурный вопрос, который можно было бы проигнорировать соответствующим ему ответом: «Да всё нормально, плещется», то я охотно делюсь с интересующимися своими свежими впечатлениями.
На мой взгляд, такое любопытство вполне нормально и объяснимо, так как узнать о чём-то ещё не виденном и неизвестном тебе от знакомых очевидцев (так сказать, из первых рук) часто бывает куда интереснее, чем прочитать о том же самом где-нибудь в Википедии. Да и для самого себя желание поделиться с кем-то увиденным – тоже порой столь же необходимая потребность.
Ведь любой из нас смотрит на окружающий мир своими глазами, через призму своих определённых интересов и своего приобретённого опыта и, естественно, воспринимает его по-своему. В этом каждый человек уникален. Общение с самыми разными людьми всегда вызывает интерес к их личному видению и их пониманию всего происходящего рядом с нами. Конечно же, с кем-то в чём-то можно соглашаться, в чём-то нет, но одно несомненно: иногда совершенно другой взгляд (мнение) так или иначе вносит свои корректировки и в ваше сознание, а порой даже в корне меняет отношение к некоторым вещам.
Нередко из общения с другими людьми мы получаем что-то совершенно новое и важное для себя. Мне запомнилось одно замечательное выражение Антуана де Сент-Экзюпери: «Человек – это, по сути, узел взаимоотношений». Другое дело, что умение общаться доступно далеко не каждому, и согласитесь, как тяжело порой общаться с людьми с непререкаемым самомнением, кто вообще не допускает никакой возможности существования иной точки зрения и при этом даже не пытается услышать, а уж тем паче понять своего собеседника.
Конечно же, обо всём увиденном здесь не расскажешь, но постараюсь коротко о самом разном. Так как меня больше всего всегда увлекала дикая природа, то и зарисовки мои будут посвящены в основном диким обитателям Каспия.
У того, кто ни разу не бывал на море, общее представление о нём складывается в основном из прочитанного когда-то в книгах или увиденного в кино (сейчас, правда, многим всё это «успешно» заменил интернет). Картинно-книжный стереотип обычно представляется с шумным пенным прибоем, гомоном чаек, с песчаными пляжами или же (как тоже вполне достойный вариант) с непреступными прибрежными скалами. Неплохо также, если в воображаемой морской декорации будут присутствовать пальмы или хотя бы сосны, но всё же самое главное в представлении о море – это чтобы неоглядный водный простор обязательно уходил за горизонт. Поэтому, попав впервые на северное побережье Каспия, поначалу даже испытываешь некоторое разочарование. Увиденное как-то не совсем вяжется с тем, что принято считать морем.
Сплошные тростники и мелководья, ни тебе мощного прибоя, ни бескрайнего водного простора, и лишь когда побываешь в этих краях не раз и не два, пообщаешься с местными рыбаками, охотниками, с теми, кто прожил здесь всю свою жизнь, всё постепенно становится на свои места. Здесь только обязательно следует уточнить, что в данном случае речь идёт именно о северном побережье Каспия, протянувшемся от устья Волги (на западе) до того места, где когда-то в море впадала река Эмба (на востоке). Потому что чем дальше к югу, тем каспийские берега приобретают всё более и более морской облик, а начиная с полуострова Тюб-Караган, вплоть до самой туркменской границы уже ни у кого не возникает вопроса: а море ли это? Правда, существует и иная (строго научная) точка зрения.
Дело в том, что на основании того, что Каспий не соединён с Мировым океаном и является внутриматериковым замкнутым водоёмом, узкие специалисты считают его озером, пусть даже и самым крупным на нашей планете. Лично я (не будучи специалистом в этой области) этого мнения не разделяю, по одной лишь простой причине – ни разу в своей жизни мне не довелось увидеть ни одной географической карты, на которой Каспийское море обозначалось бы озером.
Однако кто бы там чего не говорил, но норов у Каспия стопроцентно морской. Погода на его необозримых просторах меняется постоянно: от полного штиля, когда на безмятежной глади вод на далёком расстоянии видно отдыхающих на поверхности тюленей, задравших вверх свои ласты, до жестокого шторма. Недаром существует поговорка, где не советуют ждать у моря (предсказуемой) погоды. В непогодь разбушевавшиеся свинцовые волны несут на своих высоких гребнях белые кудри – «барашки», из-за которых, должно быть, и величают Каспий Седым. Уверен, кто хоть раз попадал вдали от берега в серьёзное «волнение», уже никогда не согласится со словами из известной песни, где «ветер ластится штормовой», пусть даже он и не подвержен приступам «морской болезни». Особенно опасны каспийские штормы для перелётных птиц, если они к тому же совмещены с осадками и низкой температурой (что не редкость весной или осенью). В период миграций, оказавшись в недобрый час над беснующимися волнами, очень много «сухопутной» пернатой мелочи находит здесь свой печальный конец.
Вернёмся же снова к северному побережью. Места эти поистине уникальные. Опреснённые водой Волги и Урала, обширные мелководья благодаря принесённому этими крупными реками плодородному илу представляют собой причудливую мозаику из тростниково-рогозовых зарослей и различной величины плёсов и проток. В достаточно хорошо прогреваемой в летнее время мелкой воде развивается огромная масса всевозможных беспозвоночных животных и различных водных растений, которые являются кормом для самой разнообразной рыбы. Всё вместе это, в свою очередь, привлекает сюда колоссальное количество связанных с водной средой птиц, от величественного пеликана до изыскано раскрашенной усатой синицы. В этом необозримом тростниковом царстве скрываются кабаны, волки, енотовидные собаки, горностаи и появившиеся не так давно в этих местах шакалы. Иногда на тростниковой сплавине можно заметить греющуюся на солнце болотную черепаху или водяного ужа. В тростниковых плавнях (по-местному, «култуках») есть немало таких участков, куда доступа человеку просто нет, что особенно хорошо видно сверху, например с вертолёта. Не раз убеждаешься в этом и когда исследуешь каспийские плавни на лодке – практически везде вдоль более-менее проходимых проток и плёсов, где худо-бедно ещё можно проплыть, протолкнуться на шестах, стеной стоит непролазный тростник. Иногда замечаешь, как в этом лабиринте в какое-нибудь определённое место, скрытое от посторонних глаз тростниковым бордюром, постоянно садятся самые разнообразные водно-болотные птицы, определённо указывая этим расположение своей гнездовой колонии. Кажется, что вот она орнитологическая удача, однако, как выясняется, радоваться ещё рано. Вроде бы до этого потаённого места и рукой подать, всего какая-то сотня-другая метров, но пробраться туда нет никакой возможности. Близок локоть, да не укусишь! Трудно передать словами, как сильно мы жаждали оказаться в таком желанном месте, но все наши попытки попасть туда раз за разом оказывались тщетными. Что тут говорить, наученные горьким опытом от контактов с людьми, птицы стали выбирать наиболее безопасные места. В таких случаях досада на свою беспомощность отравляла удовольствие от пребывания в дельте. Но вот однажды наши молитвы всё же были услышаны: один местный рыбак, прекрасно знающий здесь на ощупь все ходы-выходы (небезвозмездно, конечно), провёз нас хитрыми закоулками в самый центр многовидовой гнездовой колонии птиц.
Птичий «Вавилон»
Думаю, немного найдётся на земле людей, видевших такое своими глазами. Мы попали в какой-то особенный, первобытный мир. Птицы были повсюду – они густо облепляли тростниковые заломы, ныряли и плавали рядом с лодкой, беспорядочными толпами носились над нами в воздухе. Кого здесь только не было! Верхний ярус в этом птичьем «Вавилоне» занимали в основном малые бакланы (Phalacrocorax pygmaeus), а вот нижние этажи и различные боковые пристройки облюбовали под свои многодетные квартиры каравайки (Plegadis falcinellus), колпицы (Platalea leucorodia) и различные виды цапель. Такого разнообразия голенастых птиц, собравшихся в одном месте, вряд ли где ещё встретишь.
Здесь был представлен почти весь набор цапель, обитающих в Казахстане: большие (Egretta alba) и малые (Egretta garzetta) белые цапли, рыжие (Ardea purpurea) и серые (Ardea cinerea) их родственники, а также элегантно украшенные двумя белыми косичками кургузые кваквы (Nycticorax nycticorax). Изредка в этой пёстрой птичьей мешанине мелькали даже очень редкие у нас миниатюрные жёлтые цапли (Ardeola ralloides). От всего происходящего просто глаза разбегались. Было крайне непривычно видеть обычно столь осторожных птиц в самой непосредственной близости от себя. Кругом гремел невообразимый многоголосый гвалт и стоял резкий запах птичьего пера, помёта и рыбных останков. У многих гнездящихся здесь птиц к этому времени уже вывелись птенцы, которые в отличие от импозантных взрослых особей в большинстве своём были довольно-таки страшненькими на вид. Сидя в своих гнёздах или ловко лазая по завалам тростника, они настойчиво требовали еды, и их родители, беспрестанно снуя туда-сюда, скармливали им тонны всевозможной рыбы! В наше время, когда отовсюду раздаются причитания, что всё уже безвозвратно погибло, от того, что творилось вокруг, возникало чувство нереального.
Диким животным места нет
С цаплями у «человека разумного» отношения в их совместной истории складывались не в их пользу. В конце XIX – начале ХХ века, когда в моде были дамские украшения из красивых рассученных перьев (эгреток), растущих в брачный период у большой, и особенно у малой, белой цапли, этим птицам досталось от людского тщеславия по полной. Женская красота требовала жертв.
Потом, уже в советский период, когда настойчиво рекомендовалось не ждать милости от природы, а решать всё самим, сторонники «рационального» использования природных ресурсов записали цапель в число вредителей рыбного хозяйства. Это тоже им дорого обошлось. Поэтому, уже не ожидая от людских причуд ничего хорошего, многие представители дикой фауны (особенно те, к которым мы проявляем повышенный интерес) благоразумно держатся от нас подальше. Проблема состоит лишь в том, что сейчас этого самого «подальше» для диких животных становится с каждым днём всё меньше и меньше. Численность населения растёт, захватывая для себя всё большие территории, техника становится всё круче и проходимее, а некоторые из её владельцев – настоящими проходимцами. Переделывая на своё усмотрение наш общий дом, человек как-то мало заботится, будет ли он пригоден для наших соседей по планете.
Однако основной бич всех тростниковых займищ – это ежегодно устраиваемые палы, зловещий дым от которых виден за многие километры. В адском пекле пожарищ гибнет всё живое. Вдобавок кроме антропогенного воздействия, лишающего диких обитателей планеты их привычной среды обитания, нельзя также забывать и про чисто природные явления. Всего через несколько лет после нашего посещения этого птичьего рая он просто исчез, и виной тому на сей раз был не человек, а очередное обмеление Каспия. Оказавшись на сухом месте, огромная многовидовая колония перестала существовать, так же как и окружавшие её многочисленные плёсы, покрытые ажурными «коврами» водяного папоротника (Salvinia natans) и водяного ореха (Trapa kasachstanica) – растения, внесённого в Красную книгу Казахстана.
Лебеди
Видовой состав птиц, встречающихся на Каспии, велик – более 300 видов, обо всех даже вкратце в коротком очерке не расскажешь. Поэтому рассмотрим только самых знаковых из них и продолжим свой рассказ теперь уже о лебедях. В народе лебедь – достаточно известная птица, и как он выглядит, у нас знает, пожалуй, каждый. Лебедь – персонаж многих народных сказок, легенд, поговорок, а вот реальных знаний об этой птице у наших соотечественников порой явно не хватает. Пробелы же в образовании обычно заполняются разного рода байками. Назову пару из наиболее распространённых.
Так, в одной красивой и прямо-таки душещипательной легенде говорится о том, что потерявший свою подругу лебедь, перед тем как, сложив крылья, рухнуть на землю (конечно же, с обязательным смертельным исходом), поёт свою прощальную песню. Интересно, а вот если лебёдушка потеряет своего друга, то тоже сверху вниз, или как? В другой байке, которую особенно любят рассказывать «бывалые» охотники, говорится, что вокруг своего гнезда лебеди разгоняют всю водоплавающую птицу, включая себе подобных, и жизни от них никому нет. Отсюда вывод: пора открывать на них охоту. Сначала огорчу романтиков: лебеди ни с радости, ни уж тем паче с горя, не поют – им просто этого не дано.
Более того, если кликун и малый лебедь ещё издают хоть и мало похожие на песню, но всё же звонкие (далеко слышимые) гортанные клики, то шипун, тот всё больше молчит, за что англичане и назвали его «немым лебедем» (Mute Swan). Свой голос, какой-никакой, он, конечно же, имеет, только уж больно тихий. Да и суицидом в отличие от нас, людей, птицы не грешат. Насчёт же охотничьих обвинений скажу так: за сорок лет своих наблюдений за птицами лебединых бесчинств, о которых так часто говорят «очевидцы», ни сам не видел, ни сталкивался с упоминанием этого в серьёзной орнитологической литературе.
Наоборот, я не раз был свидетелем того, когда жилые гнёзда лебедей располагались в непосредственной близости одно от другого, и птицы там вполне терпели друг друга. Теперь немного о самих лебедях. Начнём с того, что в здешних краях встречаются три вида этих крупных белоснежных птиц: лебедь шипун (Cygnus olor), лебедь кликун (Cygnus cygnus) и малый (он же тундровый) лебедь (Cygnus columbianus). Самый многочисленный и, пожалуй, самый красивый из перечисленных видов – лебедь шипун. Здесь он мигрирует, линяет, зимует, а главное – в большом количестве гнездится. Кликун и малый лебедь встречаются только на пролёте и зимовке и значительно уступают по численности шипуну, вследствие чего оба вида внесены в Красную книгу РК.
Иногда, правда, особо наблюдательные местные жители встречают у нас ещё один «вид» – «чёрных лебедей». На поверку же, все они оказываются просто-напросто молодыми особями, которые первый год своей жизни, у всех трёх встречающихся у нас видов имеют серую (тёмную) окраску и заметно отличаются от своих белоснежных родителей. К слову сказать, в мировой фауне чёрные лебеди (Cygnus atratus) всё же существуют, но обитают они в далёкой от нас Австралии. На Каспии, в красивом приморском городе Актау, я столкнулся с одной замечательной традицией – в зимнее время местные жители: семьи с детьми, пенсионеры и молодёжь подкармливают на своём городском пляже зимующих здесь птиц. Среди массы шумных чаек и диких уток тут держатся и группы лебедей, которые безбоязненно подплывают почти вплотную к кормящим их людям. Это замечательный пример нашего бескорыстного позитивного контакта с дикой природой, жаль только, что для страны в целом весьма редкий.
Море и чайки – для многих людей понятие почти неразделимое: шум волн, йодистый запах воды и характерные крики этих птиц прочно врезаются в нашу память Магомаевской песней: «Море вернулось гомоном чаек, песню прибоя на миг пробудив…» На островах Северного Каспия с апреля по июль кипит своя бурная жизнь. Огромное количество всевозможных рыбоядных птиц (ихтиофагов), обитающих в этих местах, наглядно говорит обо всё ещё богатейших рыбных запасах здешних вод, и чайки занимают среди них свою важную экологическую нишу.
Читая в детстве рассказы великих полярных исследователей о «птичьих базарах», я всегда мечтал когда-нибудь увидеть их своими глазами. И вот моя мечта, пусть не в классическом северном варианте (кайры-чистики), всё же сбылась. Правда, на Каспии свои «базары» птицы устраивают чаще не на прибрежных утёсах, а на плоских песчаных или ракушечных косах и островах («шалыгах»), но эффект от увиденного тот же. Гнездовые колонии этих околоводных птиц нередко состоят из разных видов, но здесь можно заметить и некоторые свои особенности. Например, самая крупная из наших крачек – чеграва (Hydroprogne caspia), предпочитает гнездиться либо с огромным черноголовым хохотуном (Larus ichthyaetus), либо с изящным морским голубком (Larus genei). Несмотря на то что встречается она по всему миру, на английском она зовётся не иначе как каспийской крачкой (Caspian Tern). Другая крачка – пестроносая (Sterna sandvicensis), встречающаяся в Казахстане почти исключительно на Каспии, легко уживается с вездесущей речной крачкой (Sternahirundo), при этом всегда занимая центральную часть колонии. Свои гнёзда она располагает очень плотно друг к другу, следуя принципу: «в тесноте, да не в обиде». Речные же крачки вполне довольствуются периферией и гнездятся уже более разрозненно. Особое место занимает крупная белоголовая чайка хохотунья (Larus cachinnans), которая может образовывать как свои чистые поселения, так и подселяясь к другим чайкам и крачкам. В крайнем же случае, в отличие от многих видов чайковых птиц, она может гнездиться и отдельными парами. Кстати, эта чайка в современных орнитологических определителях, опять-таки на английском, называется, как и чеграва, тоже каспийской (Caspian Gull). Изредка залетают на Каспий и не гнездящиеся у нас чайки, такие как черноголовая чайка (Larus melanocephalus), бургомистр (L. hyperboreus), моевка (Rissa tridactyla), клуша (L. fuscus), халей (L. heuglini). Увидеть их всегда большая удача, а совсем недавно на побережье г. Актау был встречен новый для Казахстана вид – делаверская чайка (Larus delawarensis). Причём это является заслугой не профессиональных орнитологов, а по-настоящему увлечённого любителя птиц – жительницы Актау Анны Ясько.
На просторах Каспия встречаются и такие близкие к чайкам птицы, как поморники: средний (Stercorarius pomarinus) и короткохвостый (S. parasiticus). Последний вид в этих местах не так уж и редок, как считалось раньше, и порой здесь можно увидеть до десятка птиц одновременно. Интересны эти птицы тем, что, обладая непревзойдёнными лётными качествами, они всё же предпочитают не самостоятельно ловить добычу, а забирать её у других. В нашем (людском) обществе такое явление тоже не редкость. Особенно достаётся в этом отношении всевозможным крачкам, которых эти пернатые разбойники просто терроризируют, подстерегая их недалеко от колонии, когда те возвращаются к своим гнёздам с пойманной рыбой.
Фламинго
Наш «кукурузник» (АН-2) не спеша летит над необозримыми голыми мелководьями полуострова Бузачи. Уплывающая под крыло плоская солончаковая пустыня незаметно переходит в пустыню морскую, где глазу вообще зацепиться не за что, но вот впереди на матово-блестящей серовато-зеленоватой водной поверхности замаячило большое беловатое пятно. Оно слегка колышется и явно передвигается по мелкой воде, оставляя за собой длинный мутный след. Когда же наш самолёт, круто заложив вираж, быстро устремляется к этому пятну, оно вдруг начинает мерцать многочисленными алыми всполохами.
Ну чем вам не сюжет для фантастического фильма? Однако всё это – самая что ни на есть реальность, перед нами огромное скопление розовых фламинго (Phoenicopterus roseus). Взлетая, они показывают нам свои ярко-красные крылья. Название фламинго происходит от испанского «фламенко», что означает «пламенный». Не знаю, как у других, но у меня лично почти с каждой нашей птицей связаны свои определённые ассоциации.
Например, при упоминании об иволге, мне в первую очередь представляется не столь сама эта птица, какой бы красивой она ни была, а свежее июньское утро в старом городском парке и её флейтовый очаровывающий свист. Для меня это непременный голос начала лета, без которого оно было бы немым и ненастоящим. По мне вовсе не обязательно во что бы то ни стало воочию увидеть скрытных птиц вроде перепела, «бьющего» в густой траве загородных полей или грустно «тюкающего» в апрельских сумерках маленькую совку сплюшку. Вполне достаточно их просто услышать, но непременно в их естественной природной обстановке, в которой они живут и от которой они неотделимы, лишь тогда восприятие будет полным. Так же и с фламинго. Эта чудная по своей оригинальной внешности и окраске птица для многих почему-то связана непременно с пышными тропиками. На красочных открытках и плакатах этих экзотических птиц обычно изображают (наряду с попугаями) на фоне ярких цветов и пальм.
На самом же деле в дикой природе фламинго живут в местах отнюдь не райских (в нашем представлении). Родным домом для них служат обширные безлюдные (!) пространства мелководных водоёмов, в солёной воде которых в массе размножается их основной корм – микроскопический рачок артемия.
Чудесный розовый цвет оперения фламинго обязан именно каротину, который содержится в этих рачках. Вот почему при упоминании о них мне сразу представляются бескрайние каспийские просторы. И вместо пусть даже самой красивой открытки фламинго, снятой на пруду зоосада, мне гораздо ближе замечательные строки поэта Павла Барто: «Меж степных солёных плёсов, где трясин покров неплотный. Птичьей стаи горбоносой голос слышится фаготный». И этого вполне достаточно, чтобы в памяти снова ожили их причудливые долговязые силуэты и вспыхнул алый цвет распахнутых крыльев.
Тюлени
Впервые живых тюленей (Phoca caspica) в природной обстановке я увидел во время авиаучёта птиц, проводимого сотрудниками Института зоологии АН КазССР в Северном Каспии, и был настолько поражён, что увиденное казалось тогда просто нереальным. В моём книжном представлении эти ластоногие стойко ассоциировались с ледяными торосами и студёными полыньями, а здесь кругом простирались сплошные безбрежные мелководья, где воды было всего по колено, а то и по щиколотку. Неожиданно потревоженные нашим низколетящим самолётом, эти довольно неуклюжие на суше морские звери подобно огромным гладким гусеницам с усилием пробивались через сухие невысокие тростники и грязевые отмели к спасительной воде. Какие-то чудные камышовые нерпы! Разительный контраст заключался ещё и в том, что только что у нас под крылом пробегали степные антилопы–сайгаки и, явно ассоциируя собой южные края, взлетали с тростниковых плёсов, стаи пеликанов (розовых и кудрявых), ибисов (колпиц и караваек) и цапель (серых, рыжих, белых). Потом уже я не раз видел каспийских тюленей и в открытом море и «правильно» возлежавших на кромке льда, но те первые сохранились в памяти навсегда.
Много лет спустя, участвуя в различных экологических проектах на Каспии, я получил очень сильное впечатление от «родильных домов» каспийских тюленей. В середине зимы, в самую февральскую стужу, на подвижных ледяных полях Северного Каспия в районе так называемой Гурьевской бороздины появляется на свет новое поколение нерп. Обычно самка приносит одного детёныша (как исключение – два). Внешность этих пушистых белых малышей, с их огромными тёмными глазами, настолько мила, что одна только мысль, что ещё не так давно люди из-за их меха в массе забивали бельков дубинками, кажется просто чудовищной. Однако всё это было и считалось вполне приемлемым. Вот строки из одной интересной книги Н. Н. Горского «37 дней на дрейфующих льдах Каспия», опубликованной в 1935 году: «Через несколько минут на льду осталось только десятка полтора белков. Некоторые поспешно передвигались по льду, стараясь скрыться среди «храпов», другие остались неподвижными и с недоумением глядели на непонятную картину. Белые мордочки зверьков с торчащими усиками и чёрными угольками глаз были очаровательны. Из всех вышли прекрасные совершенно белые или чуть кремовые шкурки». Как сказали бы сейчас, ничего личного, только бизнес!
Долгое время каспийская нерпа действительно служила важным объектом зверобойного промысла. Её жир использовался в парфюмерии и медицине. Шкуры взрослых животных поступали как сырьё в кожевенную промышленность. Мех же молодых тюленей сиварей, и особенно бельков, считался уже ценной пушниной. В былые времена о широком распространении зимнего промысла свидетельствовал тот факт, что большинство казахов, живущих в прибрежной зоне Гурьевской области, носили не традиционные лисьи малахаи, а шапки из меха белька. Таковой была суровая действительность (при полном отсутствии на тот момент, доступной тёплой зимней одежды из искусственных материалов). К исходу XX века чисто по экономическим (но отнюдь не по гуманным) причинам тюлений промысел сошёл на нет. Однако человек всё ещё продолжает оставаться для тюленей самой большой угрозой. Современные люди в целом не стали ни лучше, ни хуже, изменились лишь требования текущего момента. Немало тюленей гибнет в бесчисленных сетях браконьеров, поставленных на красную рыбу, лов которой официально запрещён законом. Вот только этот «строгий» запрет ничуть не мешает браконьерским байдам, снабжённым мощными движками, у всех на глазах уходить в море на свой доходный промысел, а в рыбных магазинах Актау легально продавать (якобы конфискованную) осетрину. Мне лично не раз приходилось видеть брошенные в море рыбацкие сети, в которых находилось сразу по несколько погибших, запутавшихся в них нерп. В нашем социально разнородном обществе для подавляющего большинства дикая природа вроде бы и существует, но «где-то там», и сейчас пока не до неё.
Людское же равнодушие – это идеальное условие для процветания разного рода беспринципных негодяев. В мире чистогана, где деньги решают почти всё, а закон действует не для всех, очень трудно защитить тех представителей дикой («ничейной») природы, на которых сейчас существует повышенный спрос, и на них можно быстро заработать.
В настоящее время тюленям угрожают и другие опасности, например повышенная активность морской техники в районах добычи нефти. Человек всегда использовал, использует и будет использовать природные ресурсы, и масштабы их эксплуатации будут только возрастать. Такова реальность, против которой не возразишь, и тогда какая, в сущности, разница (для тюленей, конечно) в том, погибал ли белёк от дубинки дремучего промышленника, для которого его шкурка была единственной возможностью прокормить себя и свою семью, или сейчас, когда пучеглазого несмышлёныша без всякого злого умысла раздавит и утопит ледокол, поддерживающий связь с нефтедобывающими объектами, и даже не заметит этого. Сейчас каспийского тюленя хотят занести в Красную книгу Казахстана. Как-то вдруг засуетились вокруг всего этого некие новоиспечённые экологи, вездесущие общественные организации, люди, в большинстве своём не имеющие настоящего биологического образования и весьма смутно понимающие суть проблемы.
Охрану природы нельзя воспринимать упрощённо (чисто теоретически): определили отдельно взятый угрожаемый вид, внесли его в Красную книгу и давай его охранять. Так не получится, господа хорошие. Желая кого-то спасти, нужно в первую очередь сохранить саму среду его обитания, биоценоз в целом, а это уже куда как сложнее будет, чем назначать виновных (как правило, среди охотников и рыбаков) и вводить очередные, как правило, бесполезные запреты. Почему? Да потому что интересы у людей разные, зачастую взаимоисключающие: для одного загородная пустошь – это место цветения исчезающих крокусов и последнее пристанище соловьёв и фазанов, а для другого – всего лишь удобная строительная площадка. Как вы думаете, кто здесь возьмёт верх? Несмотря на результаты (или их отсутствие), свои деньги, от государства ли, от выделяемых ли грантов, «спасатели» тюленей, всё же получат.
Конечно же, есть среди наших граждан и те, кто природу вроде бы очень любит и даже всячески (преимущественно виртуально) её защищает, но вот только положительных результатов от их «бескорыстной любви» почему-то почти незаметно. В этом деле, как ни крути, нужна массовость, всеобщая заинтересованность. Однако свой рассказ о тюленях хотелось бы всё же закончить на более позитивной ноте: несмотря на всё сказанное выше, пока что этих зверей на Каспии ещё предостаточно.
Спасают их, правда, не столь госохрана и старания «зелёных», сколь необъятные и до сих пор (!) ещё безлюдные просторы Каспия. Так что в обозримом будущем, если, конечно, какой-нибудь ушлый фармацевт не обнаружит вдруг в тюленьем жире уникальные свойства, пригодные для лечения состоятельных дядей от импотенции, и всё (дай бог!) обойдётся без техногенных катастроф, численность этих зверей в наших водах вряд ли заметно сократится.
Рыба
Говоря о Каспии, нельзя не сказать о его исконных сокровищах – об обитающей в нём рыбе, которая до открытия нефтяных месторождений была основным богатством этого края.
На первом месте здесь, конечно же, стоит (или сейчас, наверное, уже правильнее следует говорить стояла) «красная» рыба, объединяющая под своим общим названием несколько ценных видов осётров: белуга (Huso huso), шип (Acipenser nudiventris), севрюга (A. stellatus), русский (A. guldenstadti) и персидский (A. persicus) осётры и стерлядь (A. ruthenus). Красная в данном случае означает не цвет её мяса, а её высокую цену, то есть дорогая! Знаменитый осетровый балык, зернистая чёрная икра издавна считались царскими деликатесами, да и в наши дни доступны они в основном для застолий состоятельных людей. За использованием этих ценных природных ресурсов во все времена строго следили, и это в какой-то мере служило защитой этим древнейшим на Земле рыбам, пока не настали лихие времена необузданной «демократии» для избранных.
Старожилы да, пожалуй, и среднее поколение, выросшее в этом регионе, ещё помнят былое рыбное изобилие Каспия, когда гигантские белуги по центнеру и более были здесь не редкость. Для современной же молодёжи всё это уже «преданье старины глубокой». Сейчас на рыбном рынке и сазана приличного уже не купишь. На примере уничтожения осетровых хорошо видна вся бесполезность наобум введённых запретов без реального строгого контроля со стороны государства. Потому как если закон не для всех, а «неприкасаемых» разного рода, живущих одним днём, слишком много, то проку от такого «бумажного запрета» никакого. Самым же главным – основой, в деле охраны природы должно являться воспитание в обществе неравнодушного бережного отношения к ней, то есть всё дело в нас самих. Среди местных нередко приходится слышать попытки оправдания действиям браконьеров – дескать, им же свои семьи кормить надо. Далеко с такой логикой не уедешь. Вконец разоряя свои природные ресурсы, мы уподобляемся крыловской свинье под дубом.
Основная проблема скрыта в нашем непомерном эгоизме и амбициях. Прививать любовь к родной природе надо с самого детства. Если же ребёнку с малых лет не внушили, что не он здесь пуп Земли и окружающий его многообразный мир начиная с невзрачного цветка на обочине надо беречь и уважать, то он обязательно пополнит безликую армию равнодушных.
На Каспии я впервые познакомился (здесь имеется в виду не только увидел, но и отведал) с такими замечательными рыбами, как кефаль (Mugil auratus), морской судак (Stizostedion marina) и кутум (Rutilus frisii kutum). И уже без дегустации подержал в руках таких диковинок, как рыба-игла (Syngnathus nigrolineatus) и пуголовка (Benthophilus sp.) и ещё целый ряд рыб, которых нигде больше и не увидишь.
Продолжая рыбную тему, никак нельзя обойти стороной знаменитую каспийскую воблу (Rutilus rutilus caspius). Почему при таком богатейшем разнообразии местной ихтиофауны из этой широко распространённой и достаточно банальной рыбы сделали тут какой-то бренд, для меня до сих пор загадка. Непонятно, чем она заслужила такое особое уважение и почёт, но цена вяленой воблы на местных рынках явно завышена в несколько раз.
Поначалу я никак не мог оценить гастрономические качества местной сельди, которой в здешних морских водах встречается несколько видов: пузанок (Alosa caspia), большеглазый пузанок (A. saposhnikovi), крупноголовый пузанок (A. sphaerocephala) и долгинская сельдь (A. brashnikovi). Даже знаменитый каспийский «залом», так здесь называют особо крупные экземпляры любого вида сельди, меня тоже как-то не очень впечатлил. Он явно уступал более привычной для алматинцев и к тому же вполне доступной в розничной продаже жирной малосольной океанической сельди. Однако ларчик, как это часто бывает, открывался просто. Оказывается, отменный вкус имеет лишь свежеприготовленный балычок из только что пойманной рыбы, так как нежный жир каспийской сельди быстро прогоркнет, что сразу же сказывается на её вкусовых качествах.
Каспий во многом уникальное море, на нём стоит побывать! Он находится в центре Евразийского континента, омывая своими водами и европейские и азиатские берега. Ещё с уроков географии мне почему-то врезалась в память ширкая тёмно-зелёная окантовка на школьной карте, обозначающая Прикаспийскую низменность, которая ниже мирового уровня моря на 28 метров. Более того, одна впадина на восточном берегу – Карагие – понижается вообще на 132 м и является самой глубокой (сухопутной) в Казахстане (в мире – пятая). Правда, в те годы Каспийское море ещё почти целиком (кроме Ирана) находилось в одной большой великой стране, не разделённое, как сейчас, границами отдельных государств, и ты везде был как дома. Потом наступили иные времена, и уже не во все места на этом огромном внутреннем водоёме можно так запросто попасть. Мне в этом отношении повезло, выбрав профессию биолога, я вдоволь поколесил по Казахстану, не раз бывая и на нашей территории Каспия. Наблюдая за дикой природой и сталкиваясь с такими грандиозными явлениями, как безбрежные моря, заоблачные горы, бескрайние леса и пустыни, часто невольно задумываешься, что не может ведь человек разумный, каким считает себя большинство, не осознавать, что его провозглашённое (им же самим) величие на самом деле ни столь уж и неоспоримое.
Глядя на потрясающие чинки Устюрта, сложенные многометровыми слоями ракушечника, которые накапливались здесь миллионами лет, остаётся только честно признать, что различные следы нашего пребывания по сравнению с ними выглядят, мягко скажем, так себе. Если же величие местных рукотворных творений довольно эфемерно, а зачастую и просто надуманно, то вот отрицательное воздействие человека на дикую природу этого края здесь налицо. Участвуя в самом начале 90-х годов прошлого века в авиаучёте редких животных, я был тогда приятно поражён численностью диких копытных, населяющих эти места. Несметные стада степных антилоп – сайгаков (Saiga tatarica) привольно кочевали по пустынному плато, где всё пространство было покрыто тропами этих удивительных животных.
То и дело встречались табунки стройных чернохвостых газелей – джейранов (Gazella subgutturoza). Почти на всех чинках в заметном количестве жили степные бараны – муфлоны (Ovis vignei). Не представляла никакой редкости красивая пустынная дрофа джек (Chlamydotis macqueenii). Пустыня тогда была просто полна жизни. Поглядите на неё сейчас – сиротливая унылая пустота. Так куда же всё это за столь относительно короткий период делось? Нужна ли нам дикая природа вообще и какое реальное число граждан нашей страны задаёт себе этот вопрос? Вы никогда об этом не задумывались?
Фото автора Влада РОТМИСТРОВА
Источник: veters.kz
